— Мы прошли через Черную Дверь, Владыка. Мой нагуаль сказал, что она откроется в том месте, где была похоронена заживо старая Сестра Смерти…
Болон Окте нахмурился еще больше. Потом пробормотал что-то на непонятном Махукутаху языке.
— Так это вы выпустили в мир вирус Армагеддона? — спросил он голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
Махукутах окончательно запутался. Что происходит? Играет с ними Великий Губитель, что ли?
— Нет, Владыка, — опустив взгляд, проговорил Гватемалец. — Твое проклятие выпустили в мир сумасшедшие гринго. Мы лишь хотели молить тебя отвести руку от народа киче. Пусть гринго вымрут все до единого, нам их не жаль. Но киче всегда были твоими верными слугами…
— И цоцили тоже, — вставил Махукутах. — Умоляем тебя, прости наши народы!
Но бог, похоже, разгневался не на шутку.
— И вы посмели явиться ко мне с такой пустяковой просьбой? — крикнул он.
У Махукутаха подкосились ноги, и он упал на колени. Гватемалец, белый как снег, попятился.
— Вы — ничтожные насекомые! — загремел бог. От того, что голос его оставался девичьим, было еще страшнее. — Вы заботитесь лишь о благополучии своих племен, не думая о том, что болезнь может уничтожить весь мир!
— Но, Владыка, — дрожащим голосом возразил Гватемалец, — ты ведь сам создал Веселую Смерть на погибель роду людскому…
— А ты что, умеешь читать мои мысли? — ехидно осведомился Болон Окте. — Или знаешь наперед все мои замыслы?
— Конечно нет! Я бы никогда не осмелился…
— То-то! — оборвал его бог. — Значит, вы хотели бы, чтобы вирус Армагеддона уничтожил все человечество, кроме ваших народов…
Он еще раз удивленно оглядел обоих колдунов с ног до головы. «А вдруг это не Болон Окте?» — мелькнула у Махукутаха крамольная мысль. За всю свою карьеру колдуна он ни разу не видел Бога Смерти воочию, только чувствовал его давящее присутствие. Здесь же никакого давления не было в помине — напротив, облик разноглазой девушки наводил на совсем не божественные мысли.
— Что ж, — задумчиво произнес Великий Губитель, — видно, придется вам хоть раз в жизни совершить кое-что полезное. Ждите здесь.
Повернулся и исчез, словно растворившись в густых фиолетовых тенях. Махукутах и Гватемалец переглянулись.
— Я видел Владыку трижды. — Гватемалец облизнул пересохшие губы. — В первый раз он был как грозовая туча, закрывающая небо. Во второй — как штормящее безбрежное море. В третий — словно застывшая золотая молния. Но девушка… я ничего не понимаю…
— Может быть, это не он? — робко предположил Махукутах.
Гватемалец решительно мотнул головой.
— Черная Дверь ведет только в одно место, — сказал он. — В обиталище Великого Губителя.
Они еще пошептались, боясь сказать что-нибудь лишнее, — им казалось, что вокруг, за завесами темного бархата, скрываются невидимые шпионы. Потом Махукутах осторожно поднялся на ноги и отряхнул свои камуфлированные брюки.
— Мне кажется, он про нас забыл.
И тут же почувствовал, как что-то коснулось его плеча.
— Вы вернетесь домой, — сказал неслышно подошедший сзади Болон Окте. — А потом отправитесь на север, туда, где свирепствует болезнь.
Он протянул к Гватемальцу руку. На узкой девичьей ладони бога поблескивал тонкий металлический диск.
— Если вы и вправду мои верные слуги, — сказал Болон Окте, — вы отнесете это человеку, который сможет сделать добро из зла. Тогда ваши народы будут спасены.
— Что это за человек? — спросил Гватемалец. — И как мы его найдем?
— Это человек, у которого много лиц, — ответил бог. — А найдете вы его в городе Соленого Озера, когда над ним взойдет Солнце Смерти.
Глава первая
Карты на стол
В Америке бывают трудные времена. Но мы переживали трудные времена в прошлом и, как я надеюсь, обязательно постараемся пережить их в будущем.
Джордж Уокер Буш,
сорок третий президент США
— Это все фальшивка! — снова прокричал Вессенберг, не поднимаясь с колен и обернув к Гумилеву перекошенное лицо. — Вся эта Зона 51 — надувательство! Мы зря летели сюда, зря рисковали! Нас всех обманули!
Гумилев опустил руки. По растекшейся зеленой жидкости медленно плыл, разворачиваясь, извлеченный из резиновой утробы «пришельца» газетный комок с явственно видной шапкой «Лос-Анджелес Таймс» и датой — «15 октября 1957 года».
— Любопытно, — бесстрастным тоном произнес Решетников, присаживаясь на корточки. — Шестьдесят лет, стало быть, этому кукольному театру… А ведь были люди, которые нечто подобное подозревали.
— Что ты имеешь в виду? — мрачно спросил Гумилев, поддевая носком ботинка кусок поролона.
Тот откатился в сторону и развернулся в длину, словно белая гусеница.
— Да то, что все здесь — липа. Сверхсекретный объект, который стоило придумать — на страх и зависть врагам, тому же Советскому Союзу, на потребу налогоплательщикам, которые втайне верили, что на их кровные денежки здесь исследуют инопланетные технологии, призванные служить процветанию Америки… В конце концов, показывать президентам — как окончательное свидетельство их величия и всезнания. Тот же Клинтон так активно отрицал существование секретных лабораторий в Зоне 51, что стало ясно — дыма без огня не бывает, коли уж сам президент так забеспокоился. А его сюда возили, это мы точно знаем. И, видимо, показали весь этот кружок «Умелые руки».
— Черт с ними, с фальшивыми инопланетянами, — в сердцах сказал Гумилев. — Как выбираться будем?
— Я согласен с Миллерсом — вряд ли они справятся с дверью. Повозятся и бросят. Поэтому рекомендовал бы искать другой выход.
— Полагаешь, он здесь есть?
— Ну, если бы это были настоящие инопланетяне — то вряд ли. А с учетом того, что здесь все фальшивое, — запросто. Кто ищет, тот всегда найдет.
Эстонец тем временем взобрался на металлический стол и сел там в позе лотоса, уставившись в одну точку. Судя по всему, Вессенберг переживал крушение надежд всей его сознательной жизни, и Гумилеву стало даже немного жаль ученого. Медитирует, бедняга, в себя ушел… То ли дело Миллерс — этот не унывал, а деловито возился в разбитой панели экстренного закрытия дверей. Пытался соединить какие-то проводки, бормоча себе под нос. То ли напевал, то ли ругался. То ли напевал что-то ругательное.
— Антон, брось ты это дело, — велел Гумилев. — Они, скорее всего, ждут нас с той стороны. Как минимум несколько человек оставили на всякий случай. Вдруг откроешь — начнут палить, все здесь и поляжем, словно куропатки… Будем искать другой выход, вот Константин Кирилыч дело говорит.
— А с этим что? — осторожно спросил Миллерс, кивая на безмолвного эстонца. — Он, часом, умом не повредился?
— Пусть пока сидит, не мешает же. Думаю, с ним все в порядке, переживает просто.
Втроем они принялись обшаривать огромное помещение в поисках вентиляционной шахты или запасного выхода. Однако ничего даже отдаленно похожего в «кукольном театре» не обнаруживалось. С горя Гумилев пнул капсулу с плавающим внутри фальшивым инопланетянином, ушиб ногу, чертыхнулся и увидел кота.
Кот был давешний, рыжий и ободранный, с бандитской рожей. Он сидел на полу, закинув заднюю ногу за ухо, и сосредоточенно мыл брюхо языком. Почувствовав взгляд Гумилева (а коты это таинственным образом умеют), кот вздохнул и прекратил гигиенические процедуры, уставившись на человека.
— Кот, — растерянно произнес Андрей.
— Что? — не расслышал Решетников, пытавшийся открыть дверцу какого-то распределительного щита.
— Это же кот! — воскликнул Гумилев. — Я этого рыжего кота уже видел наверху, в коридоре базы. Приметный такой… Как он сюда попал?!
— Может, вместе с нами проскочил, — предположил Миллерс, с интересом разглядывая животное.
Кот встал на лапы, потянулся и хрипло мяукнул.
— Да ну. Так следом и шел, получается? Да и не видел я здесь никакого кота… Говорю же — приметный, яркий.
— Я тоже не видел, — подтвердил Решетников. — Кс-кс-кс!
Кот снова мяукнул и побежал куда-то вдоль стены.
— За ним! — поспешно крикнул Гумилев.
Впрочем, кот не торопился, он даже иногда останавливался на мгновение и оглядывался, чтобы проверить, не отстают ли люди. Люди не отставали, и кот привел их к едва заметной щели в стене. Юркнул туда, многозначительно мяукнув в последний раз, и исчез.
— Какой-то технический лаз, — со знанием дела сообщил Миллерс, осмотрев отверстие. — По-моему, можно отодвинуть вот этот лист. Сейчас попробую.
Безопасник решительно ухватился за край и с силой потянул. Вначале лист не поддавался, затем неожиданно со скрежетом отъехал в сторону, открывая квадратный проем шириной почти в метр.
Гумилев опустился на колени рядом с Миллерсом, заглянул внутрь, но ничего в темноте не увидел и включил фонарик на шлеме.
